Господин ветер

Песок и пыль", - подумал Кристофер и повторил вслух:
- Песок и пыль. Плюс - ветер.
Ветер сдувал пот. Что было приятно. Но ветер делал не только это - он заталкивал во все дырки песок и пыль. Песок хрустел на зубах, колол глаза, забирался в карманы, в складки одежды. Не прошло и половины дня, как армейские ботинки из черных стали темно-коричневыми, а выцветшие джинсы приняли цвет дороги.
"Теперь я сам - словно дорога... Путь... Путешественник сознания внутри тела". То ли близость Поднебесной навевала такие мысли, то ли недавний травяной разговор с Виком - Кристофер встретил его в Бийске, у Валерки Дылды. Вик вернулся из Китая и ночь напролет гнал телеги обо всем: от Дао до китайских туалетов. Теперь он остался там, на вписке, а Крис уже третий день шел по трассе. В Алма-Ату. Ту-ту-ту. Кристофер запоздало взмахнул рукой.
Очередная машина пролетела мимо даже не притормозив. Ветер мгновенно закрутил пыльный шлейф и унес его в сторону. Так в степи получаются смерчи. В настоящей степи. А здесь... Отроги Алатау. Или Казахский Мелкосопочник? Уже много лет Кристофер изучал географию с помощью "стопника" - атласа автомобильных дорог, в котором - лишь трассы и города. Еще реки. Горы, к сожалению, обозначены не были.
В самом слове "мелкосопочник" было нечто презрительно-пренебрежительное, мелкотравчатое. Пустыни, степи, плоские, бескрайние как море, находились и севернее, и западнее, и восточнее. Но не здесь. Здесь трасса ползла среди многочисленных, перетекающих друг в друга голых невысоких холмов.
Мелкие прыщики, гусиная кожа, покрывающая землю. Камень, песок, пыль. Ничего не растет. И смерч в таких местах погибает, не успев родиться.
То ли дело - Устюрт.
Как снеговики. Одновременно с этим сравнением сзади появилась машина. Легковая. Кристофер поднял руку. И улыбнулся. Улыбка давалась ему легко, на этой солнечной трассе он мог представить только два выражения лица - улыбающееся или уставшее. Усталости пока не было. И машина - пятерка, жигуль, остановилась.
- До Алма-Аты.
- Я поворачиваю. На Панфилов.
- Тогда до поворота.
Водитель кивнул. Аккуратная стрижка, футболка. Джинсовая куртка на заднем сиденье. Русский или немец. Массивные часы с калькулятором. Пингвин на присоске в салоне. Бумаги в папке. Вероятнее всего, коммерсант.
- Только я не заплачу.
Водитель снова кивнул.
- Ветер, - сказал Кристофер, усаживаясь на переднее сиденье. - Холмы, а ветер. Ремень накинуть?
- Не надо. - Машина плавно тронулась с места. - Скоро осень. Это еще не ветер... Ветерок.
Десять с лишним лет стопа научили Кристофера разговаривать с драйверами, причем так, что беседа протекала в русле, интересном и драйверу, и самому Кристоферу. Сейчас он думал о смерчах, и слово смерч само собой просочилось в салон машины, в речь водителя и вскоре Кристофер уже не говорил, а слушал, пребывая в мягкой полудреме.
- Ну, ты знаешь, эти вояки здесь везде стояли, - рассказывал водитель, - на каждом углу. Я двадцать лет, бля, на них отпахал. Ну вот, как назло, мне навстречу лейтенант на каком-то жопике. То что он лейтенант, я потом узнал... А я значит на этой, у меня уже эта была... Так, значит, вот он, ну, метрах в двадцати передо мной, навстречу прет. Значит, ветер был, да, но такой, знаешь, ни то ни се. А тут вдруг - ухх. Я и сообразить-то ничего не успел. Я даже по тормозам не того. Как на самолете - поднимает, бля, пыль, темно, хлобысь, хлобысь, я-то понять ничего не могу, все, пиздец, но знаешь так, по автомату, заносит - значит, рули в сторону заноса, а сам помню о том жопике, что впереди, меня же в его сторону крутит-то. Потом чмок - еду. Бля, не поверишь - по противоположной полосе. - Водитель сделал паузу. - А с лейтенантом, он еще с сыном был - обосрешься. Я в зеркало смотрю. На дереве. Дерево-то одно на сто километров было. Ну вот его как раз промеж веток и всобачило. Ну я задним ходом. Живые. Оба. Тоже ни хуя не поняли. Так быстро все было. Но лейтенант говорит, видел краем глаза. Он давно в этих местах. Смерч говорит. Черный столб. А если бы не дерево - они в лепешку. Судьба, бля... А ты, значит, сам из Алма-Аты...
- Нее, я из Питера.
- Ого... А здесь отдыхаешь, значит... - Разговор принимал стандартное течение.
- Вроде того. В гости еду. А ты здесь живешь?
- В Аягузе. Уж двадцать лет как. В Питере у меня тетка. На Кирпичном, значит. Знаешь такой?
- В центре? Около Садовой?
- Где-то там... И ты так, значит, всю дорогу... Пешком?
- Автостопом, - поправил Кристофер, - а где на электричках.
- Не, бля... В гробу я видел такой отдых. Грязь, пыль... Я вот сейчас в Хоргосе возьму товар, у себя сдам. Тысяча баксов навару... Тут тебе и телки, и кабак...
- Каждый оттягивается по своему, - сказал Кристофер. - С китайцами торгуешь?
- Больше не с кем... На этом, значит, и живем. Если бы еще бандитов поменьше.
- Много бандитов? - Кристофер знал, что много, предыдущий водитель уже сетовал на них, но этот вопрос возник спонтанно, так требовала сама беседа.
- До хуя... На этой трассе...
- То-то меня не сажали.
- Я бы тоже тебя не посадил. Любопытство разобрало. Что за человек такой - волосатый, бля, бородатый. Ни турист, ни геолог. С гитарой. Музыкант, что ли.
- Вроде как.
- Тут на повороте ГАИ будет. Я тебя, значит, высажу, они дальше посадят.
Кристофер улыбнулся: дальше посадят... Весьма двусмысленно. Гаишники, как и всякие менты начинают с расспросов - кто, откуда, зачем. И Кристофер старался обходить ментовские будки стороной. Можно конечно, подойти и прогнать какую-нибудь телегу типа Умкиной - я, дескать, пишу книгу об автостопе. Но это в крайнем случае. Когда трасса вконец обламывает. А обломать Кристофера было почти невозможно. Правда ему иногда добровольно помогали гаишники:
"Эй, парень, куда идешь?" "Туда-то туда-то". "А чего по трассе?" "Денег нет".
И так далее, до:"Сейчас я тебе быстро до "Туда-то туда-то" машину остановлю".
Но часто такая помощь оборачивалась подставой - водитель, посадивший пассажира по просьбе ментов (а попробуй откажи), но помимо своей воли, не испытывал к стопщику никаких симпатий. Это было насилием над драйвером, а Кристофер не любил насилия.
Поэтому он пешком миновал пункт ГАИ, затем прошел еще вперед. Ни одной машины. Нависающая над трассой будка вскоре превратилась в маленький белый прямоугольник - кусок сахара, возле которого копошился муравей-мент. Дорога хорошо просматривалась в обе стороны, сопки остались где-то сбоку, за пыльным маревом. Впереди трасса была пустынной - только несколько вертикальных треугольно-, прямоугольно-, и круглоголовых штрихов на обочине - дорожные знаки.

Дмитрий Григорьев